Легба
Я должен был чувствовать себя неловко в облезлом костюме плюшевой обезьяны, по крайней мере, на меня глазели, ожидая, что мне неловко. От внутреннего шва костюма чесалась спина, поэтому я, время от времени, облокачивался на спинку пластикового стула, елозя по нему. Находиться здесь - скука еще та. Ни одной стоящей истории – сплошные банальности, - от неуравновешенных, вышедших из строя батареек. Будто они все в один момент окислились и дали течь. Некоторые вздулись и готовы взорваться. У большинства давно истек срок годности, они разрядились и ни на что не годятся. Не могу их воспринимать как людей. Обычные сменные батарейки. Я бы мог соврать, что мне это легко дается, но это не так.
- Ох их лицо у тебя! – Бэтси внимательно рассматривает мою рожу. – Ты еще страшнее, чем я.
Красивой ее назвать сложно: левая щека стянута смятым кульком, отсутствующее ухо прикрывают жидкие волосы. На вечно воспаленном веке нет ресниц, а глаз все время слезится. Другая половина лица выглядит вполне себе обычно. Она как расплющенная медаль, показывающая обе стороны сразу.
Собаки съели ее щеку, когда Бэт было четыре.
Когда ее извлекли из системы, лицо Бэтси в реальности оказалось таким же уродливым. Для нас это не имело значения, но она сильно расстроилась, думала, что выйдет из ячейки более привлекательной. Думала, что это «работает» не так. Но мозг любопытная штука: стоит его в чем-то убедить, заложить непоколебимую веру, и он будет не в состоянии думать иначе, меняя реальность под себя.
Мы стоим на крыше небоскреба, обдуваемые резкими порывами ветра, принесшим запах соленой воды и крики чаек. Я усмехаюсь Бэтси. Не над ней. Ей.
- Это то, каким я себя вижу. Я долгое время был уверен, что все меня таким видят.
- Дурак, - фыркает Бэтси и отворачивается, вытирая рукавом куртки скатившуюся слезу. Можно подумать, что я ее расстроил.
Я очень похож на свою мать. Об этом говорил мой дед. Отца я никогда не знал и каждый раз, когда спрашивал о нем, получал до тошноты невразумительный ответ, будто его никогда и не было. В моей свидетельстве было указано имя, которое мне так и не удалось найти. Технически у нас, жителей глобальной сети, нет семей или родственников, мы ведь выращены искусственно. Но нам так хочется быть кому-то нужными, что мы привязываемся к фальшивым корням стальными канатами одиночества.
Покинув виртуальность, я иногда навещал своего деда. Он хорошо знал положение вещей, но переход мог не пережить и мы не рисковали. К сожалению, я был не осторожен. Агенты вышли на него и устроили для меня ловушку. Мне удалось сбежать и не быть пойманным, но деда я больше не видел. Даже не знаю, жив ли он. Для меня он остался сильным воспоминанием, давшим последний жизненно важный урок - ни к кому нельзя привязываться. Следовать этому правилу я стараюсь со всей тщательностью.
Как и ожидалось, Кейко меня не узнала. Было, конечно, обидно ощущать себя пустым местом на сборище убежденных фаталистов. Еще обиднее было то, что долгая работа пошла насмарку. Ужасная авария, едва не забравшая у нее жизнь, повредила мозговые импульсы девушки и теперь она ничего не помнила о том дне, о катастрофе, обо мне. Взгляды наши пересекались, но Кейко скорее больше проявляла интерес к костюму гориллы, в котором я сидел, чем ко мне.
Внешность у меня вполне заурядная, только странная для данной локации японского города. Я не черный и не латинос, не индус и не араб, но кожа моя смугло-золотого оттенка, будто я провожу в солярии каждые выходные, хотя отродясь там не был. Глаза почти черные, близко расположены к переносице. Острый подбородок и длинный нос делают меня похожим на гоблина, хотя Бэтси говорит, что скорее на наемного убийцу. Как бы там ни было, сейчас я как раз занимался именно тем, что выполнял заказ. Я пытался спасти человека по имени Джас, а для этого нужно вытащить Кейко. Бедную, зависшую между мирами, японскую девочку, умеющую изменять реальность.
Собрание никак не заканчивалось. Все по очереди несли всякий бред и была очередь Кейко, когда в двери заглянул нетерпеливый уборщик, интересуясь, когда мы уже закончим (или наконец передохнем), чтобы он смог поелозить влажной тряпкой по полу и со спокойной душой свалить домой.
- Ну что, ребята, по домам? - Взяв на себя смелость, предложил я. От долгого молчания в горле пересохло, слова вырвались хриплым рокотом стервятника.
Куратор лихо крутанулась на каблуках, всплеснув ладонями. Батарейки одобрительно загомонили, начиная подниматься с насиженных мест.
- Еще не все высказались, - женщина лишь для виду пыталась остановить группу. - Следующий сеанс будет идти на полчаса дольше!
С видом измученных зомби батарейки поперли к выходу, хватая на ходу засохшие крекеры со стола. Мне протянул руку парень. Короткий рукав футболки открывал затянувшиеся швы на предплечье.
- До встречи, Лео.
- Пока, Хитори.
Последовав вслед за всеми, я, нахлобучил плюшевую маску гориллы, направился к лифту, чтобы съехать на первый этаж и предложить Кейко поговорить за чашкой чая. Мои планы разрушил показавшийся в проеме лифта деловой костюм. Агенты нутром чуяли мое присутствие на своей территории, будто за мной вился след из пряничных крошек. До дверей оставалось метров пять, народ уже активно протискивался вовнутрь. Я резко развернулся, схватил за ручки коляску Кейко и двинул в прямо противоположную сторону, при этом сказав:
- Тут есть короткая дорога.
Люди заходили в лифт, в мою спину еще не летели пули и, чтобы все так и оставалось, я прибавил ходу, перейдя на бег. Мы пронеслись по кафельному полу коридора за пять ударов сердца. С трудом притормозив на повороте, я толкнул коляску в серую служебную дверь с пожарным выходом, надеясь, что та, по счастливой случайности, не будет заперта. Так оно и оказалось. На ступеньках отсутствовал пандус, поэтому спуск для японки обещал стать веселым приключением. Или испытанием, тут как посмотреть.
- Держись крепче!
Облокотив коляску на задние колеса, помчался вперед, следя, чтобы Кейко не вывалилась. Вряд ли она была пристегнута.
Многолюдная улица в час-пик встретила нас порывом ледяного ветра, бьющего в лицо измельченным стеклом дождя. Направившись в сторону уличной закусочной, я еле тащил ноги, катя перед собой Кейко. Пот катился по спине и лбу, наверняка оставив мокрый след на всех пятнадцати этажах. За нами никто не показался, но это не означало безопасность. Легкая передышка.
Сняв плюшевую голову гориллы, я сказал Кейко: “Надо поговорить.” А потом, устроив ее перед уличной стойкой, добавил, не вдаваясь в подробности: “Ты в опасности. Две текилы, пожалуйста.”