Глухой стук механизмов парового генератора гулко разносился по округе. Отражаясь от высоких ледяных стен, которые держали поселение в неровном кольце, он напоминал стук материнского сердца. Слыша его, любой житель, будучи за работой или засыпая ночью дома, чувствовал себя спокойно подобно нерожденному дитя в темной утробе. Гигантская башня из дерева и железа поднималась над тщедушными домиками словно вавилонский монстр. Из самого верха – котла раскаленного до красна, валил широкий столб пара. Кипенно-белые клубы тянулись в небо, так высоко, что взмывали над краями впадины. Маяк для всех заблудших в мерзлой преисподней, полотно торжества жизни в промозглой стылой пустыне, где не осталось и капли живого. Клубы подхватывал ветер, и белый хвост отклонялся то в одну, то в другую сторону, будто махал заблудившимся путникам или погребенным под снегом где-то далеко за линией горизонта городам.
В этом генераторе заключалась их жизнь. Если сердце остановится – поселение умрет. Башня давала драгоценное тепло, то самое тепло, которое люди потеряли с катастрофой. Каждый скаут и охотник, видя столп пара на обратном пути, думал о теплом доме и горячей кружке, что обжигала руки да согревала нутро.
День ото дня люди боролись с холодом. Чтобы поддерживать огонь, требовалось много ресурсов. Они наладили добычу угля, доставая его из рудных шахт, а дерево – сверля ледяные стены бурами. Люди кололи толстенный лед, освобождая из холодных оков замерзшие стволы, рубили на части и отправляли на переработку. Так получалось драгоценное топливо, которое грело каждый дом.
За одной из таких шахт наблюдал Том. То был мужчина с черствым лицом, обросший недельной щетиной. Его тулуп и капюшон с белым меховым воротником запорошил редкий снег. Из-под прямых широких бровей на мир смотрели поблекшие зеленые глаза, а в обветренных губах тлела маленькая самокрутка.
Возле прохода в шахту суетилось много рабочих: как трудолюбивые пчелы они выносили разномастные стволы, очищали от мелких ветвей, какие-то рубили на месте, а те, что покрупнее везли на лесопилку. Том как-то бывал внутри шахты. Зрелище сказочное и неописуемое, словно попадаешь в другой мир. Под ногами хрустят опилки вперемешку со снегом, торчат кусты, ветки, висит сладкий еловый запах, над макушкой блестит ледяной свод, а по сторонам – стоят деревья в стеклянном оцепенении. Бесконечная череда древесных стволов покуда хватает глаз. Будто злой волшебник мановением палочки заморозил цветущий мир, сковал под многометровым слоем кристального льда. Рабочие говорят, что некогда тут стелился пышный сосновый бор.
Самокрутка отправилась в жестяную банку – к старым окуркам уже забеленным снегом. Ходжес устроился поудобней на ступеньках своего жилища. Дом у него был простой, утеплял его Том собственными руками, а изнутри жилье грел открытый камин. Перестройка центральных улиц до него все не доходила. О двухслойном утеплении и встроенном обогревателе приходилось только мечтать, в холода же – спать под толстым тулупом. Закрадывалась мысль, что губернатор не желал тратить средства на одинокого скаута, которого большую часть времени и так не бывало дома.
Когда он уходил на вылазку, поддерживать очаг было некому. Вот жилье и пустовало по нескольку дней – а то и недель – зарастая пылью да снегом. Каждый раз по возвращению Тома встречал сугроб на пороге и заколевшие стены. Следующее утро он начинал с раскапывании дороги, а дом протапливался не один час. Ходжес жил один. Жена его умерла от переохлаждения и пневмонии, а сын – в ядре генератора. Вызвался починить поломку, от которой башня могла в любую минуту взорваться. Полез туда, куда не мог забраться ни один взрослый. Сказали, решение принял быстро, никто и глазом моргнуть не успел. Дети сейчас рано взрослеют. Его назвали героем. Вот только Том – отец, разрешения на это геройство ему не давал, как и подходить хоть на шаг к башне. Все тогда только и сказали: «Это же сын Ходжесов…», когда тело достали. Только эта фраза почему-то и запомнилась Тому вместе с ярким жаром, что исходил от башни, и светом факелов в темноте глубокого вечера. Нет, не утешительные слова губернатора, не крепкие рукавицы рабочих, что сжимали плечи, все это осталось где-то на задворках памяти.
И сейчас башня, благодаря жертве сына, все еще была посреди домов, не переставая сжигать уголь в раскаленном нутре и давать необходимое тепло для остатков человеческой культуры.
Там где теплый воздух, нагоняемый генератором, иссякал, начиналась снежная кромка, а за ней шли редкие постройки и домики скаутов. Дом второго разведчика по имени Грэг и вовсе располагался недалеко от навеса ледяной скалы. Над заснеженной трубой вился легкий пар, а значит хозяин был дома. Стало быть разведчик уже вернулся с приема у губернатора, и Тому следовало к нему наведаться.
Ступенька скрипнула, освобождаясь от веса. Мужчина поднялся, размяв плечи, вдохнул бодрящий воздух, сегодня было тепло – выше минус двадцати. Снег заскрипел под сапогами, и он побрел к дому разведчика.
На стук в дверь никто не ответил, Ходжес постоял немного, прислушиваясь и оглядывая белые сугробы, затем пошел по веренице свежих следов к палатке. Там у Грэга был склад. Ходжес приподнял ткань и заглянул внутрь, как мигом нашел друга. Тот стоял посреди ящиков закрытых тряпьем, копался в одном таком и постоянно поглядывал на лист в руках. У Грэга было средней ширины лицо, овальное, с густой жесткой бородой и плотными усами. Крепко сбитый по телосложению, всегда уравновешенный и чуть расслабленный, с проницательным взглядом. Он легко находил общий язык с каждым поселенцем, чего явно не хватало Ходжесу, и, казалось, ничто не могло вывести Грэга из себя. Но Том знал, что это не всегда так. Он не раз видел, как менялось лицо товарища, когда тот вытаскивал Ходжеса со снежного обрыва, если он вдруг оступался или срывался со скалы. Зыбкая легкость пропадала, пуская на смену упорство и крепость воли, которую этот удивительный человек бросал в ход, дабы помочь товарищу. Грэг любил путешествовать. До катастрофы он был землекопом – ездил с археологической группой Лондонского университета Биркбек по уголкам Англии и Уэллса. Раскапывал древности, гулял по незнакомым городам, любовался дикой природой. Одним из первых он захотел стать воздушным разведчиком просто потому, что невмоготу было ему сидеть в городе.
Ходжес нырнул под полог, отряхивая капюшон от налетевшего снега.
– Привет, Грэг, какие новости? – задал он вопрос.
– Бывали и лучше, Том.
Уорден, заметив его, оторвался от внутренностей ящика и кивнул, приветствуя.
– Начни с хорошего.
– С хорошего, значит? Что ж, завтра мы выдвигаемся. Вот, Франклин дал список вещей, какие нужно найти, взгляни. Может у тебя что завалялось.
Том подошел к нему и взял бумагу, облокотился на край необструганного ящика и принялся изучать. Грэг между тем перебирал железяки, части механизмов, детали – весь хлам, который привозился из снежной пустоши и складировался здесь в надежде, что однажды пригодится.
– Много запчастей для автоматона и генератора. Часть обещают отлить самостоятельно, но наших мощностей, сам знаешь, не хватает.
Автоматон – здоровенный шагающий механизм на четырех поршневых ногах, который перевозил руду и тяжелые грузы. Машина не требовала сна, ее не останавливал дикий холод, она поднимала громадный вес, заменяя два десятка человек. Однако, верный железный помощник сейчас дышал на ладан. Паровое ядро сильно чадило, труба коптила густым смольным дымом, и машину то и день снимали с шахты и ставили на ремонт.
– Еще Саймон наказал отныне в морозные земли ходить с помощниками.
– Ты же знаешь, я всегда хожу один, Грэг.
– Тех, кто ходят одни, порой находят в снегах, Том, уже нежильцами.
– Бывает такое, – не глядя ответил Ходжес, словно и не о нем речь была.
– Я кое-что хочу сказать, Том, – оторвался Грэг от деталей, – я понимаю, что тебе тяжело, но это не повод ставить на себе крест. Многие здесь кого-то теряли. Мы живем в очень сложное время.
– Всеми этими генераторами и поселениями, – вздохнул разведчик, – мы только оттягиваем неизбежное, – он выпрямился, не поднимая на друга глаз. – Пойду, посмотрю, что у меня есть.
– Все же подумай о напарнике, – дал совет Уорден, пока тот накидывал капюшон.
– Помолись за нас, Грэг!
Том скрылся под пологом. Уорден какое-то время глядел на падающие за щелью снежинки, а в глазах его читалась грусть.
Следующей ночью многометровый автоматон рухнул на дом Роджерсов.
- Подпись автора